Из двух возможных первичных признаков старения, бьющих по голове, у меня проявилась седина.
Чему я рад. И не потому даже, что лет пять назад, хотел покраситься в натуральную седину. Что оказалось дорогим удовольствием (не просто ебнуть в желтизну гидроперитом, а чтобы пепел и проседь).
А потому, что либо-либо. И это, второе, благородно, оно как бы говорит о тяжелом жизненном опыте, о пропахнутости порохом. О тяжелых думах, в которых много печалей.
А лысина крадет. Она помалу прореживает прическу, пока кто-нибудь не заметит вопросом: "ты что лысеешь?"
— Нет, блять, седею!
Сказал бы лысеющий, но у него тот же вопрос. Он еще не знает.
Он чувствует себя обворованным, преданным своими же волосами, которые неизвестно куда сбежали, а он и не знал. А все уже "да" и переглядываются заговорщически, и только один он, до сих пор, не знал этого секрета.
Не всем же везет лысеть по брюс уилису или биллу мюррею. Я в детстве думал, что это контур лба такой. Хочешь коротко. Или отпускай, все равно остается эстетика. "Вам с таким ростом и овалом будет хорошо."
А когда тенденция в сторону англиканского аббата, никакой овал не поможет. Тут только по методу Познера необходимо действовать — смело и решительно. И вот, уже вы смелый и решительный. Отныне и навсегда, ваша прическа перешла в другую описательную плоскость, приобрела фундаментальную форму. Вы обнажили свой природный рельеф.
И вот, вы впервые перед зеркалом осматриваете новые земли, незнакомые, еще неосвоенные. Стоите, удивляясь своей неожиданной улыбке. Улыбаетесь еще больше, чувствуя волнение и подступающий восторг; и по-детски предвкушая, какую-то невысказываемую, радостную возможность, не оглядываясь, шагаете ей на встречу.